В. Виноградский БАЯТЬ - ЗНАЧИТ ГОВОРИТЬ (2)

[con-mgt@fadr.msu.ru]

     Валерий Виноградский ....... БАЯТЬ - ЗНАЧИТ ГОВОРИТЬ ( голоса
крестьян России )
Часть 2
    
 Особый сюжет в воспоминаниях -- "инструментарий" для
приготовления горячей пищи и одновременно -- для отопления.
Знаменитая русская печь была шедевром крестьянской
изобретательности, универсальной обслугой жилища, безусловным
центром дома и двора. Были и другие хитрые (а на самом деле --
весьма простые) приспособления.
     "-- У нас сейчас духовка, а тогда русские печи-то были. А
к русской делали барабанку небольшую, из жести. Потом сделают
"чумалик" -- труба железная -- подтапливают. В русской печке
ямочка небольшая -- хозяйка выгребет, уголь сметет в ямочку (к
одной стороне), чтобы можно было чисто печь хлеб, готовить.
Здесь она суп поставит -- и целый день суп горячий, а здесь --
хлеб печется. Хлеб пекли не каждый день. Сварить суп --
подтапливали немного. Барабанка небольшая -- куда поставишь? А
когда русскую печь растопят, можно залезть, полежать -- она
теплая, горячая. Топили только утром. Потом русские печки
ликвидировали, понаделали духовки эти" (Сибирь, Шабаново
Кемеровской области. Шабанов).
     "Изба наша была 4 окна по фасаду и 2 -- по бокам. Были
кухня, чулан, русская печка, рядом -- полати. Рядом мать
готовила еду. Если щи сварила, их ставили в печку, и они целый
день были теплые. Молоко держали в подполе, а летом -- в
подклети. Там был специальный шкафчик с дырочками, его ставили
на сквозняке, и даже в самое жаркое лето молоко не скисало, его
можно было на прохладе хранить хоть несколько дней. Спальня
была 9 на 10 аршин. В сенях -- кладовка, еще была горница --
для того чтобы спать летом. Там стояли сундуки с одеждой,
up`mhkhq| всякие вещи. Летом во дворе держали скот. Был еще и
омшаник -- для кур, поросенка, овец, там тепло было даже в
мороз. Печка -- кирпичная. Был еще и амбар для ржи, чечевицы,
мякины. Два сарая -- их специально ставили не у дома, чтобы не
сгорел, если вдруг сено загорится" (Городня, Тверской области.
Басукинский).
     Фундамент семейного хозяйства -- средства производства и
переработки своей продукции, а также обслуживания и ремонта
дворовых "инструментов выживания". Обычно крестьяне вспоминают
об этом оснащении как об утраченном и отнятом при
коллективизации. Поэтому их рассказы почти всегда окрашены
напряженными эмоциями. Но крестьяне, на мой взгляд, часто
преувеличивают былую оснащенность единоличного двора. Я выбрал
относительно нейтральные высказывания.
     "-- У отца до коллективизации была кузница. Но после
создания колхоза он уже в кузнице не работал. Кузнецов
объединили, и в центре села была колхозная кузня. Отец в своей
кузнице лемеха клепал -- самая тяжелая работа. Электричества не
было -- я горн раздувал. Делал не только для себя, но и для
соседей. Все же пахали, а кузня была не в каждом дворе. У
каждого был конный плуг, его каждый год нужно отбивать.
Снашивается -- его отклепают. Для сенокоса у кого литовка
порвалась, у кого -- деркач (шатун)" (Сибирь, Шабаново
Кемеровской области. Рудаков).
     "-- В Дубровино Коваленки жили, давильную машину имели.
Масло всякое давили: и конопляное, и льняное, и подсолнечное.
Конопляное -- вкуснейше всех было! Свои продукты им сдавали,
они давили. Платили деньгами... Муку мололи в селе. Четыре
мельницы было. Мельницы долго стояли, их потом на колодцы
пустили да растаскали" (Сибирь, Александровка Алтайского края.
Бикетов).
     Но когда речь заходит о средствах производства, которые
перешли из крестьянского хозяйства в колхоз, воспоминания
становятся более подробными, развернутыми и не столь
отрицательно-эмоциональными: оснащение двора не исчезло, а
продолжало служить.
     "-- А какой сельскохозяйственный инвентарь у вас был,
когда вы еще в колхоз не взошли?
     -- Да примитивный невозможно! Вот плуг был -- там только
одни зубья были... И притом он деревянный, а не железный. Одна
рама, и ты ее держишь руками... Ну, коса у меня была хорошая,
тонкая... Стали делать, понимаешь, сноповязалки. Три лошади
запряжены -- и она идет, и снопы вяжет сама! Сами мужики
делали. Но это, стало быть, у богатеньких. Одна, две -- на всю
деревню. Потом были самоскидки. И хоть инвентарь был
примитивный, но он был -- по себе, по руке, по силам. А уж
потом стали приобретать более совершенные вещи. Да и в колхозе
первые два года ничего нового не было -- все на старом
инструменте ехали" (Поволжье, Тепловка Саратовской области.
Воротников).
     "-- Вот помню, как у нас артель организовалась, в 1924
году. После отца у нас осталась жнейка-сноповязалка. Вот
сколько она стояла, не работала -- двенадцать, считай, лет. А
брательник взялся ее восстановить... Ну и восстановил ее
брательник! Собрались они -- два дяди, брательник, товарищи,
заложили в эту сноповязалку пятерку лошадей -- и ка-ак пошел!
Все только глаза вытаращили!
     Как начал он снопами устилать поле, как начал! Только
depfhq|...
     Жнитво кончили, а рядом тут, у соседей, -- молотилка-шестиконка
была. Оне к нему, к брательнику: "Петро, пойдем к нам
мастером..." И всей семьей -- у кого кто есть, собрались.
Наладил он молотилку и поставил всех молотить. Гумна были
рядом, пять-шесть дворов собираются и пошли -- молотят
молотилкой. А уж потом каждый свое отвеивать примется. О-о,
отвеивать-то -- колкая работа! Солома-то вся перемятая,
перетолченная. Но зато -- быстро... Пара-тройка дней прошла --
все обмолотились... Конечно, намаешься, но вот оно -- зерно-то,
твое. О-о, в это время молотилка-то, едри твою мать, гудит!
Только покрикивают: "Давай, давай! Подавай". Вот и артели: они
бы сами по себе создавались! Ведь округ машины интересно всем,
подзадоривает... Не то что колхозы строили -- насилкой. Тут-то
без насилия все сделано было -- свободно" (Поволжье, Тепловка
Саратовской области. Меркулов).
     Много рассказывают, выражаясь по-современному, об экологической
оснащенности двора и различных -- производственных и бытовых --
способах взаимодействия с природой. И опять -- сожаление об
утраченной близости к деревенской природе, о нарушенном
регулировании отношений с землей. Природа была не только
объектом повседневной работы. Природа была как бы
"крупногабаритным инструментом" двора.
     "-- У моего отца было 18 десятин. Душевой земли было 6
десятин, ее делили каждые 12 лет. Я только родился, а землю уже
поделили. Я 12 лет земли не получал. А когда передел был, то
меня включили. Делали жеребья. Перемеряют все земли и начинают
делить с конца. Трясут в шапке, вынают: "Вот, Матасов Иван
Дорофеевич", -- отмеряют ему норму и дальше идут. Эта земля, на
которой ты был, тебе больше не попадает. Каждый хозяин там, где
солонец, удобряет землю, вносит навоз, перегной. Дает ей
повышенный урожай, чтобы доход был. Где овражек размывает, там
он укрепит землю. А в колхозе пошло -- овраг на овраге"
(Поволжье, Красная Речка Саратовской области. Матасов).
     "-- В Семерихино и округе было очень красиво. Об этом
заботились жители. Деревня была чистая, ухоженная, вдоль нее --
липовая, с другой стороны -- еловая аллея; много сирени было,
цветов. Красота такая, что глаз не отвести. Люди жили как в
раю; да, это был настоящий рай и лад. Теперь один бурьян, все
искорежено, вам такой красоты и не увидеть" (Семерихино,
Тверской области. Колосова).
     Многие говорят о своей особой привязанности к крестьянским
занятиям, о любви к земле и своему хозяйству. По их словам,
ради возможности общаться с землей они готовы пожертвовать
многим.
     "-- Брат грамотный был, до капитана дослужился. Пенсию
большую получает... Он меня звал в Саратов шофером работать. И
квартира была бы. Но я не поехала -- люблю землю!.. Я даже вот
зимой: сплю ночью, а во сне копаю. Видишь, руки у меня какие?!.
У меня ведь здесь огород и там вон огород..." (Поволжье,
Красная Речка Саратовской области. Шишкина).
     "-- Я в городе не могу жить!.. Люблю землю. Вот через это
мы сюда и попали. Мы оба с мужем к земле приросли. Для себя у
нас было 22 сотки огорода около дома. Да еще за домом смородина
была... Вот так копались и жили...
      -- А что это значит -- любить землю?
      -- Ну, это -- для себя... По-моему, так. Я не знаю..."
(Поволжье, Лох Саратовской области. Протасова).
     Но это -- наши современницы. И говорят о себе, а не о
доколхозном дворе, не о своих отцах и дедах. Распространенное
мнение о вечном и безусловном душевном единстве крестьянина и
земли и их взаимной любви вполне может оказаться самообманом и
ошибкой. И если такое одностороннее мнение кладется, скажем, в
основу некоторых политических мер, можно сильно просчитаться.
Повседневная реальность (и сейчас, и раньше) гораздо сложнее и
никак не состоит из любви к земле "от восхода до заката". Это
лишь -- одна сторона правды. Подчеркнутая нашими сельскими
старушками любовь к земле -- возможно, реакция на нелюбовь к
земле и крестьянам, нередко прочитывающаяся в действиях
нынешнего чиновничества.
     Ради интенсивного использования ресурсов доколхозного двора
хозяин не жалел ничего, даже подрастающее поколение, очень рано
включая его в дворовую работу.
     "-- Вон Мария моя: год или два, понимаешь, училась, а
потом ей дома сказали: "Кончай. Хватит! Бери лошадь, садись и
за братом езжай на второй лошади, за снопами..." Мария! Сколько
лет тебе было, когда ты за снопами ездила?.. Слышишь --
двенадцать! Вот так вот... Особенно женскому полу в этом деле
потачки не давали: никак не имели они права учиться. Работай!
Тебя и так замуж возьмут" (Поволжье, Тепловка Саратовской
области. Воротников).
     Много и тяжело работали все члены семьи. И заставляли не
привязанность и любовь к земле, а, скорее, нужда или, мягче
выражаясь, -- экономические соображения. Ради этого --
постоянная самоэксплуатация, жесткая экономия времени,
предельная бережливость.
     "-- Мы ходили поливать вон куды -- за саратовский мост,
где сейчас коров колхозных доят. Там у нас тогда были огороды.
Я побольше была, а сестра моя Манька -- поменьше. Жили мы в
Курмыше, а туда ходили поливать. Каждый день почти, пешком... А
оттоль идем -- а там гора была крутая, огороды были в котловине
-- щавелю наберем. Пойдем с ведрами -- у сестры было маленькое
ведерко, а я уж с большим, поливать-то. А оттоль идем -- щавелю
нарвем. Все приучали нас!" (Поволжье, Лох Саратовской области.
Симакина).
     "-- Работали так, чтобы колосок нигде не валялся! Увидит
если отец, что колосок остался, он пойдет и тебя ка-ак трахнет!
Как обругает!.. Или выводят всех на поле -- щипать просо,
полоть... Говорят детям: "Полите, полите, полите... Теребите
травку!.." Вот и ходят, приговаривают, нудят незаметно. А ты
сидишь в борозде, на карачках..." (Поволжье, Красная Речка
Саратовской области. Цаплин).
     "Невещественная оснащенность" двора -- боязнь риска,
привязанность к проверенным и традиционным технологиям.
Консерватизм диктовался не "замшелостью" и необразованностью
крестьянина, а его инстинктивной опаской рисковать и
экспериментировать, дабы не остаться без необходимого минимума.
     "-- Больше, понимаешь, стараешься делать все по
технологии, которая выработанная. Чтоб заранее знал, как и
что... И даже имеешь календарь специальный, где показан: если
на этот день, сегодня, скажем, -- ясно, что через столько-то
дней будет, значит, другая вещь... Это все тоже изучаешь.
Применяешься к природе... Ничего тут, понимаешь, такого нет,
чтобы ты хотел делать сверхъестественное и необдуманное"
(Поволжье, Тепловка Саратовской области. Воротников).
     "-- Отец и братовья и все вокруг все знали по
jpeqr|mqrbs: когда сеять, когда убирать и как убирать.
Например, гречиху и просо надо было только по утрам косить, по
росе. В жару нельзя было. Хлеб очень берегли. На телеге всегда
палатка, была ни одного зернышка не теряли" (Сибирь, Плотниково
Новосибирской области. Логинова).
     "-- Порядок в деревне был. Позже не выйдешь на сев или
боронование, раньше -- тоже не выйдешь. Все вместе! На свою
полоску на луга на лошади ездить запрещалось, пока сено не
подсохнет, раза два и три поворошат, потом открываются мирские
ворота, полусухое сено везут в сарай. Если сильный ветер, то
топить ригу или овин запрещалось. Ходил селяцкий и
предупреждал. Все делали по звоночку" (Городня, Тверской
области. Баскунский).
     Собеседники наши не забывают сказать и о лености, беззаботности.
Предполагают, что крестьянская лень и безалаберность отчасти
шли и от слабой оснащенности двора: лентяями были
преимущественно члены бедняцких семей.
     "-- Были люди такие -- они не старались потеть, не
старались огороды обработать... А большинство старалось --
единолично когда жили. Это позор, когда ничего не приобретешь!
Когда ничего не соберешь, не промыслишь... Они в нашем конце не
жили. Они-то -- в Курмыше жили, в Нетужиловке. Но там их
немного было, бедных-то. Дворов шесть всего, не больше... Они к
нам не касались, и мы к ним не касались. И какая их была жизня
между себя и как они с людями обращались -- не знай!.. Ну, жили
они как-то так... В общем, не стремились ни к чему. Да... Не
стремились! Они в карты играли, в "очко", пели -- все это было!
все было у них... А вот в Сибири-то не было такого. И в улице -
- тут вот, у нас, -- тоже такого не было" (Поволжье, Красная
Речка Саратовской области. Самохвалова).
     "-- Это родители, наверно, воспитали в вас такое правило:
"Трудись и будешь богатым?"
     -- Нет! Нет!.. Ты знаешь, Валерька, -- это природа!
Трудолюбимая природа. Я, думаю, это от природы. Погляди вот --
родители плохо жили, и дети сейчас так же живут. Возьми вот
Саню Гришина. У них была избенка о трех ножках.
     Они ни огород свой не обрабатывали, ни посев свой не
обрабатывали. Ничаво... А были они тоже многодетные. У них было
четыре дочери, сын был. А они жили так бедно!.. А избенка?
Всходишь, а у ней все развалено, потолок висит... Казня, а не
дом! И вот сейчас их дети тоже так же продолжают жить... Это,
Валерька, природа! И еще чего-то -- не знаю..." (Поволжье,
Красная Речка Саратовской области. Тырышкина).
     Особая черта -- постоянная охрана дома от злых сил, своеобразная
"закрытость" двора. Отдается язычеством.
     "-- От полудниц-то раньше дома у нас ставни делали, чтоб
не залезали полудницы в окна, как темно наступает! Раньше во
время страды мужчина из деревни не выходил. Дежурил. От этих
полудниц-то! Раньше изба у нас большая была, трехстенок, окошки-
то -- во! Рамки какие были. И на ночь закрывались, ставни были.
А они, полудницы, чарапают, ходят. Они, если ты из дому уйдешь,
весь хлеб унесут" (Север, Леонтьевщина Вологодской области.
Богданов).
     Противоположная черта -- "открытость" двора, полное доверие к
односельчанам (никто без хозяев в дом не войдет) и к
посторонним (всегда пускали переночевать и кормили странников).
     "-- Вот пошлют тебя к соседу. Придешь, а у них на палочку
пробой закрыт. А не просто накинут. Ну, мы сразу понимаем -- э-
}, это она далеко ушла!.. Мы замки-то тогда не знали! У нас не
замыкалось сроду! Ничего ни у кого не воровали. Воровства
никакого не было!" (Юг, Атамановка Волгоградской области.
Шаронова).
     "-- Обычно в деревне раньше прохожий идет и переночевать
заходит в самую крайнюю избенку: "Пустите переночевать". -- "Ну
что ж, садись, позднее время". Сейчас вряд ли кто осмелится
впустить незнакомого человека... Мать чай поставит, картошки
наварит. Человек переночует, утром пошел дальше" (Сибирь,
Шабаново Кемеровской области. Рудаков).
     Скупость и расчетливость, извлечение пользы даже из мелочей также
были обычными -- и не самыми плохими, по мнению большинства
сельчан -- формами ведения хозяйства. Эти черты, видимо,
сохранились и на более поздних этапах.
     "-- Федор был скупой, лишней вольной копейки детям не
давал. Те обижались и не хотели жить с отцом: "Что с тобой жить
-- только работай на тебя весь день, а сам ничего не получишь"
(Сиговка Тверской области. Клеткин).
     "-- Ты знаешь, Валерька, какой он был скупой, дедушка
Сергей?! Он, бывало, говорил, мне: "Внучка, копеечку вяжи в
пять узлов, и то она уйдет!" Ты знаешь, говорит, как копеечка
мне доставалась?! Это не только изо всей деревни, а изо всего
района такое большое у него было богатство. Сколько скотины
было!.. Все удивлялись: у Сергея Ивановича двадцать семь
человек семья и живут все вместе. И не делятся и не ругаются.
Что это, говорили, за семья такая?!" (Поволжье, Красная Речка
Саратовской области. Тырышкина).
     "-- Молодежь гуляла на вечерках, называлось -- "досветки".
Там знакомились. Клуба не было. Нанимались у хозяина на
квартиру. Хозяин пускал и брал  плату такую: парубкам
заказывает камышу накосить для топки, девчатам -- чтоб свет
носили свой, из сала фитили делали. Девчата хозяйке помогают
напрясть, пошить" (Сибирь, Александровка Алтайского края.
Бикетов).
     И наконец, сохранить и даже повысить зажиточность двора
помогал ответственный выбор будущей родни. Традиции выбора
жениха и невесты в доколхозном дворе были не только прочны, но
и, что называется, святы.
     "-- Раньше по природе выбирали: если отец и мать
работящие: то из той семьи будут сватать" (Сибирь, Плотниково
Новосибирской области. Волкова).
     "-- Тогда еще многое зависело от родителей, не как сейчас:
понравились и поженились. Тогда -- не-ет! Отец и мать еще
спросят: "А на ком хочешь жениться?" -- "Вот, такая-то. "Нет-
нет, не надо нам такую". -- "А почему?" -- "Она лентяйка, она
еще там какая-то". Вот запротестуют, и все, родители. ...Если
родители были согласны, то отец с сыном ехали к родителям
невесты. Ехали, конечно, с бутылкой водки, с самогонкой... и
договаривались. А там родители могут запротестовать: "Не
отдадим свою дочку за вашего сына". Не понравился им молодой
человек, вот и все. Или он пьяница, или лентяй. Вот так будут
говорить: "Да куда нам такой лентяй, он топорище не может
сделать!" Так прямо и говорили, не стеснялись. ... Строго было
с этим делом. От богатства тоже зависело. Жених бедный, невеста
богатая, вот вам все. Тут же не может быть никакого согласия. А
еще, обычно, если в семьях было много парней, большие семьи,
человек по восемь, по десять, а полоска-то одна, и если они все
будут жениться, полоску-то надо делить, так отдавали "в дом".
R`j это называлось. Находили людей, у которых одна дочка, ну,
может быть, даже две, а парней нету. Брали молодого человека из
большой семьи "в дом". Таких случаев было очень много --
выходили "в дом" (Сиговка Тверской области. Кирпичев).