[Prev][Next][Index][Thread]
И.Е.Кознова СОЦИАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ КРЕСТЬЯНСТВА КАК ФАКТОР
И.Е.Кознова
СОЦИАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ КРЕСТЬЯНСТВА КАК ФАКТОР
АГРАРНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ
Чтобы понять современную аграрную реформу, надо посмотреть
на нее глазами сельских жителей. Как воспринимает ее крестьянс-
тво? Отношение к происходящим в деревне процессам и формы вклю-
ченности в них определяются не только личным действием конкретно-
го человека. Не менее значимой оказывается "наследственная" ин-
формация, объединяемая понятием "социальная память".
Память как культурно-исторический феномен не ограничивается
представлением общества, личности о своем прошлом, хотя ретрос-
пективная направленность памяти очевидна. "Социальная память" -
понятие более глубокое. Память связывает воедино прошлое, настоя-
щее и будущее. Это - и память о прошлом опыте, и сам опыт (1).
В технический век потребность в социальной памяти ослабева-
ет. Опыт отцов, как кажется, уже ничем не может помочь детям. Ак-
туальным становится индивидуальный опыт, а не передача традиций.
Однако для крестьянского общества подлинная человеческая память и
восприимчивость к эмпирическому знанию - основа существования и
воспроизводства.
Специфика крестьянства заключается в том, что у него в наи-
большей степени существует потребность в обращении к прошлому.
Крестьянство традиционно воспринимает мир в категориях прошлого
опыта, и в этом - здравый консерватизм крестьянина. Для крестьян
естественно жить в представлении "как наши деды-прадеды жили, так
и мы будем". Но вследствие этого было бы неоправданным говорить
исключительно о статичности, пассивности и аморфности сельского
общества, неспособности его к саморазвитию в противовес городско-
му. Развитость среди жителей деревни объединяющей их исторической
памяти и способность к совместному духовному производству расс-
матриваются в крестьяноведческой литературе как важный признак
сохранения и функционирования крестьянства (2).
Место социальной памяти в крестьянском восприятии действи-
тельности в обобщенном виде может быть представлено следующим об-
разом. В крестьянской культуре происходит постоянная коммуникация
с прошлым, а память является важным средством познания и социали-
зации личности. Память выступает элементом культурного наследия и
тесно связана с традицией. Некоторый устойчивый комплекс истори-
ческих представлений развивает этническое самосознание - понима-
ние общности исторического прошлого. Память помогает крестьянско-
му социуму осознать себя и осмыслить свой исторический опыт. Это
своеобразная форма поддержания психологического тонуса деревенс-
кого сообщества, необходимая предпосылка формирования и развития
крестьянского самосознания. Она выполняет важнейшую функцию сох-
ранения сельской среды.
Если проанализировать, что помнят и что вспоминают кресть-
яне, предпочтительность определенных событий не вызывает сомне-
ний. При этом надо учитывать, полны или отрывочны воспоминания.
Важно понять, почему в крестьянском сознании выстраивается именно
та, а не иная логика воспоминаний. Ведь вспоминается отнюдь не
все, а только значимое, по каким-то причинам особенно важное се-
годня. Не всегда сначала объяснимы и не всегда проговариваемы об-
разы прошлого "живут" в сознании казалось-бы независимой жизнью,
находятся как-бы в состояния летаргического сна, пока в один мо-
мент они оказываются нужными крестьянам "здесь и теперь".
Любопытно и то, является ли знание о том или иной событии
поверхностным, навязанным извне или оно естественно вытекает из
личного или коллективного опыта. Необходимо понять цель, с кото-
рой вспоминается прошлое. Зачем крестьянин вспоминает себя, дру-
гих крестьян, членов его сообщества, или некрестьян в определен-
ном историческом контексте?
Социальная память - это механизм, который сохраняет в созна-
нии общества имевшиеся в прошлом модели поведения. Но она же фор-
мирует на основе этого опыта современные модели поведения. Ес-
тественно, у каждого поколения - свой собственный опыт, свое ви-
дение и понимание перспектив деревни. Но есть и нечто общее,
свойственное всем поколениям сельских жителей. "Прочтение" собс-
твенного опыта происходит у крестьянства на фоне осознания своего
положения в обществе, через отношение к земле и природе, отноше-
ния внутри крестьянского мира, с некрестьянским миром, в том чис-
ле и с властью.
Социальная память функционирует, имея ввиду некий идеал,
эталон представления о должном. Эти представления в крестьянском
обществе более устойчивы, чем в посткрестьянском или вообще не
крестьянском обществе.
Социальная память работает на воспроизведение крестьянских
черт, кода "крестьянственности", поэтому она и культивировалась
осознанно в крестьянском обществе. В основе крестьянского образа
жизни - приоритет морально-нравственных норм, таких ценностей,
как семья, общность, взаимопомощь, природа.
Память может играть в реформах роль как активного, так и
сдерживающего фактора. Если в реформе выдвигается в качестве при-
оритетного неадекватное представлениям большинства крестьянства
направление преобразований, память способная спровоцировать нега-
тивное отношение к реформе. Власть может выступать и антагонистом
социальной памяти, как уже неоднократно бывало в истории отечест-
венного крестьянства.
Аграрная реформа, инициируемая властью, способна стать само-
развивающейся, если основана на постоянном диалоге и при этом
вписана в такой культурно-исторический контекст, где существует
востребованность памяти, социального опыта. Активно задействуя
память, реформа имеет соответствующую постоянную подпитку. И хотя
полное совпадение социальной памяти реформаторов и крестьянства
необязательно, для перспективы реформы в конечном счете важно,
чтобы действия властей не противостояли резко ожиданиям крестьян-
ства, основанным на его памяти.
В течение последних лет Центр гуманитарных исследований изу-
чает сознание сельских жителей Центральной России. В 1994 году
проводились исследования в Крыму. Тема "социальная память кресть-
янства" входила составной частью в общую программу. Она,безуслов-
но,нуждается в глубокой поколенной,половозрастной и региональной
разработке. В данном случае автор стремится продемонстрировать ее
исследовательский потенциал, который возможно обозначить, в част-
ности, на основе интервью с жителями деревни.
Существует правда истории и правда исторической памяти, ко-
торые не совпадают. Память имеет свойство быть избирательной, она
"работает" в нескольких проекциях. Эта избирательность определя-
ется многими факторами, среди которых наиболее значимы такие, как
изменение самого типа крестьянства и изменение его положения в
обществе, хотя эти два явления очень тесно связаны.
Многие черты крестьянства сохранились в "смазанном", "размы-
том" виде. Раскрестьянивание, бывшее естественным процессом в об-
ществе, выходящим и решающим проблемы модернизации, в России ХХ
века, особенно в условиях советской системы и общественного про-
изводства приобрело своеобразный характер. Крестьянское хозяйство
потеряло свою относительную самостоятельность, а крестьяне прев-
ратились во многом в наемных рабочих с наделом в виде личных под-
собных хозяйств.
Сознание современных крестьян представляет синтез традицион-
ной крестьянской "этики" выживания с коллективизированным созна-
нием, сформированным советской эпохой. Произошло наложение и пе-
реплетение традиционных типов индивидуальной коллективности и но-
вого типа социалистического коллективизма.
Какова технология "реконструкции" прошлого крестьянами? Как
правило, из прошлого опыта извлекаются прежде всего те моменты,
которые оказываются значимыми для функционирования крестьянства
как особой социальной общности, для воспроизведения особого обра-
за жизни. Известно, что каждое новое поколение постоянно находит-
ся перед выбором, что из "наследия отцов" утратило свою практи-
ческую ценность, что необходимо "забыть", что - сохранить, а что
использовать в новом качестве (3). Если же параметры деятельности
нового поколения таковы, что невозможно или очень трудно устано-
вить преемственность с предыдущими поколениями, то происходит
разрыв исторической связи.
Индивидуальная память людей хранит мирские радости и печа-
ли,простые человеческие заботы. Так, орловская крестьянка вспоми-
нает свое: "как замуж выходила, детей ростила, а больше ничего".
Собственно историческая память крестьян неглубока, отрывиста
и избирательна. Конечно, играет свою роль и то, что жизнь боль-
шинства опрашиваемых связана с советским, колхозно-совхозным пе-
риодом, когда официально приглашалось "забыть" свое единоличное
прошлое. Практически все уже могут повторить, вслед за А.Твар-
довским:
Мы все - почти что поголовно -
Оттуда люди, от земли,
И дальше деда родословной
Не знаем, предки не вели.
Более отдаленные времена, скажем, столыпинская реформа, не
оставили глубокого следа.
Столыпинская реформа воспринимается определенной частью
крестьянства - очень небольшой - той, кого называют фермерами,
как время, когда была дана возможность работать, время для иници-
ативных, для тех, кто готов быть ответственным за свою судьбу, за
себя. Для крестьян, которые начали хозяйствовать самостоятельно,
или имеют к этому внутреннюю основу, психологическую готовность,
характерен интерес к судьбе своих предков, особенно в годы их
единоличного хозяйствования.
Но сильнее все же оказывается не индивидуальная, а коллек-
тивная память крестьян. Как говорила одна крестьянка," в колхозе
прошла вся моя жизнь, и я не могу иначе". Столыпинское время кол-
лективная память вспоминает прежде всего потому, что "при столы-
пинской реформе крестьяне и то объединялись", "в одиночку человек
никогда не жил. И тогда - община была, и работы общие, но каждый
работал на себя. На хуторах немногие жили. При колхозной жизни
людям надежнее, но не хватает самостоятельности", "коллективное
хозяйство надо держать, раньше от деда к прадеду все шло (имеется
ввиду, что единоличное хозяйство, как семья, малый коллектив были
при "большой семье", общине). Негативно столыпинская реформа оце-
нивается из-за разрушения общины (для современного крестьянина
община - аналог, синоним коллектива: общинный мир защищал интере-
сы крестьянства).
Отдельные воспоминания глубоки, и это не связано непосредс-
твенно с возрастом опрашиваемого. Скажем, 30-летний механизатор
из села Тельчье Мценского района Орловской области рассказывал о
хозяйстве своего дедушки, которого, поскольку он имел лошадь,
считали зажиточным и раскулачили. Отобрали лошадь, две коровы,
дед вынужден был вступить в колхоз. Здесь, видимо, надо прежде
всего отметить скрупулезность, с которой перечисляется все, что
было в хозяйстве, потому что оно - основа.
Старшее поколение крестьян с особой ностальгией вспоминает
несколько предвоенных лет. К тому времени террор в деревне ослаб,
1938 год был урожайным - это событие памятно до сих пор, после
нескольких лет коллективизации и голода 1932/33 годов.
Вспоминают, как дружно работали, хотя и жили бедно,как весе-
ло отмечали праздники, особенно местные:"Тогда купырей наедимся,
и было весело, а сейчас колбасу жрут - и все сидят по домам".
Вспоминают,что и работали лучше, хотя техники был минимум. Рабо-
тали много,никакой работы не гнушались, а ничего не получали.Сам
тон и предмет воспоминаний - как трудились - характеризует именно
крестьянство. Более молодое поколение - по рассказам старших -
это время оценивает как бесконфликтное на уровне крестьянской
общности. Иное дело - отношения крестьянства с властью. Как счи-
тают, до войны еще сохранялись традиции прежней общины,поскольку
колхозы тогда были небольшие, на одно селение. В послевоенные де-
сятилетия в деревне стали произрастать злоба, зависть, корыстолю-
бие,воровство. Многие считают, что развал сельского хозяйства по-
шел с времен Хрущева, он все "повырубил и повырезал". Потом, в
7О-е годы стало полегче, а сейчас опять невмоготу.
Однако следует отметить, что происходит смещение в оценках
прошлого. Избирательный характер памяти способен порождать мифо-
логемы. В равной степени и переоцененное прошлое становится необ-
ходимым для оценки настоящего, и современность оценивается, исхо-
дя из представлений о прошлом. Мифологизация возможна и в том, и
в другом случае.
Могут не совпадать логика реформатора и логика крестьянства.
Например, вторая половина 8О-х годов характеризовалась прорывом
сознания общества в свою историю, в том числе советскую.На это
время пришелся пик публикаций - прежде всего документальных - о
коллективизации. Он объяснялся стремлением вернуть долг деревне
за совершенное по отношению к ней в годы коллективизации наси-
лие.Казалось,что вслед за этим деревня откажется от колхозов,тем
более, что с конца 8О-х - начала 9О-х годов власть стала актуали-
зировать опыт столыпинской реформы, индивидуального хозяйствова-
ния. Однако этого не произошло. Долгое время деревню использовали
как внутреннюю колонию, многочисленные и противоречивые преобра-
зования в ХХ столетии настолько приучили крестьян к разорению,на-
силию,что в конечном счете в социальной памяти на первый план вы-
шел "непреодоленный опыт прошлого",который для российских кресть-
ян проявился в следовании традиции "моральной экономики" с ее
"этикой выживания", в рамках которой преобразования деревни расс-
матриваются как навязанное сверху зло,которому надо противостоять
силой крестьянской солидарности.Оказалось,что к концу ХХ столетия
крестьянство уже "попробовало" разных реформ и вообще насторожен-
но относится к попытке очередного реформирования.
При этом с социальной памятью происходят определенные мета-
морфозы.
Неделикатное вторжение реформаторов в сферу деревенской жиз-
ни ведет к закреплению крестьянских поведенческих стереотипов,
подкрепленных его исторической памятью. Поведенческие стереотипы,
свойственные крестьянству, заложены его социальным типом, а также
унаследованы от старших поколений крестьян-колхозников.
Еще несколько лет назад крестьянство оценивало период кол-
лективизации как самый тяжелый и трагичный в своей истории. Слож-
ная современная ситуация выносит на передний план другие пробле-
мы, оттеснив более далекое время. К нему скорее философское отно-
шение: что было не вернешь, живем сейчас. Сегодняшнее тяжелое
время заслоняет все. Что важно - упор делается на психологическую
атмосферу "раньше" и "теперь". Пожалуй, наиболее часты сравнения
с послевоенным периодом: "хуже всего крестьянам жилось после вой-
ны и сейчас; разруха еще больше ощущается психологически на фоне
благополучия последних лет". После войны понятно, но тогда жили
надеждами и понемногу все выправилось, дело шло на подъем. Сейчас
трудности создали сами, политикой неправильной. Видеть, как все
идет насмарку - тяжко" (мнение орловских крестьян). А вот предс-
тавления крымских крестьян, полностью совпадающие с только что
приведенными: "После войны было тяжело. Но сейчас хуже. Тогда
хоть знали отчего и верили в лучшее. Теперь не верим ни во что",
"Раньше весело было. Мы работали с настроением. Песни пели. Жизнь
- праздник была. Все вместе. А сейчас работа не в радость. Сейчас
все мертво, все застыло. Пить стали больше". Кажется, что кресть-
яне только и живут воспоминаниями. Обобщенно: "хуже нынешнего
времени никогда не было - жить тошно".
Сильна ностальгия по "старым, добрым временам", в которых
все было определено и которые несли в себе гарантии стабильности.
Таким временем представляются 70-е годы, которые, как бывает в
Российской истории, персонифицируются: "При Брежневе еще вздохну-
ли, воспрянули". 90% считает, что при Брежневе жили как при ком-
мунизме, но лишь сейчас поняли это, а хуже всего сейчас. Сейчас
разрушения колхозов боятся, как в свое время боялись коллективи-
зации. По словам одного респондента, родители его были раскулаче-
ны, а потом силой загнаны в колхозы, которых боялись как чумы. Но
когда жизнь в колхозе наладилась, то родители говорили: "В каком
ярме мы жили до колхозов, когда плугом пахали 10 десятин!". "Хру-
щев отнял скот, Брежнев полмира кормил, а Горбачев разорил".
Иллюзия в отношении 70-х гг. очень характерна для крестьянс-
кого сознания. Говоря словами известного исследователя крестьянс-
тва Дж.Скотта, "теперь переоцененное прошлое стало необходимым
для оценки пугающего настоящего". Фактически память помогает как
бы устранится от реальной жизни, ибо жизнь эта слишком тяжела.
Преобладают представления о бесконфликтности того времени.
Подчеркивается отсутствие жизненного тонуса в наши дни: "у людей
плохое настроение, радость исчезла, постоянное беспокойство",
"настроения нет, жизнь не радует", "раньше я с душой на работу
шел". Тогда жилось "лучше, веселее, спокойнее, хотя, может, иму-
щества всякого было поменьше, чем сейчас, но отношения между
людьми были лучше, уверенность в будущем была, а сейчас наперед
ничего не скажешь - что будет". Осуждается "торгашеский" принцип,
на котором строятся современные отношения: "Теперь на рынке можно
все купить-продать, разве что нельзя птичьего молока и отца-мате-
ри".
Крестьяне к тому же ценят не только относительное материаль-
ное благополучие ("при Брежневе зарплата была человеческая, и мя-
со лежало, и колбаса и импорт","все стоило копейки и было доступ-
но", "при Брежневе хоть и хапали, да нам давали"), но и факт, что
с ним худо-бедно считались. Правда, уровень притязаний крестьян
не столь и высок и зачастую не идет дальше "было бы во что детей
одеть и отложить на черный день". Крестьяне считают, что в эти
годы между ними и властью был достигнут компромисс, который был
следующим образом охарактеризован орловским крестьянином: "В 70-е
годы дали свободу крестьянину, возможность работать на себя и на
государство".
В наиболее взвешенных ответах крестьян, особенно тех, кто
привык рассчитывать на себя, нет иллюзий по поводу исторического
прошлого деревни: крестьянству всегда жилось тяжело.
Хотя 70-е годы и были сравнительно благополучными, каждое
время несет элементы принуждения по отношению к крестьянству, из
всей своей истории крестьянство выносит прежде всего опыт выжива-
ния, и компромисс, достигнутый между ним и властью к началу 80-х
годов ХХ века был выстрадан крестьянством, отстаивавшем свое пра-
во быть таковым.
Сегодня колеблется признанная крестьянством система иерар-
хии, в которой ему была отведена определенная роль.
Правда, оценка этой роли во многом противоречива. Отмечают,
что "если бы не было крестьян, не было бы и России", "крестьянс-
тво - основа общества. Поэтому и беды в обществе, что крестьяне в
беде", "крестьянину надо дать самой высшее место, потому что от
него зависит благополучие страны" - то есть подчеркивают свое
особое предназначение.
Присутствует представление о крестьянстве как кормильце
страны: "В прежние времена при царской власти крестьяне забивали
бы окна и уходили"; "В городе бастуют, а крестьянин не может - он
кормит"; "Горожане безответственные, вот сейчас бастуют, а на се-
ле не будут бастовать - кто будет этих забастовщиков кормить?"
Традиция труда и ответственности перед обществом пока живет.
Присутствуют и другие ответы. Признается, что крестьянам
принадлежит невысокое место в системе общественных отношений:
"крестьяне - рабы", "крестьянин - рабочая скотинка", "колхозник -
ругательное слово", "крестьяне - на последнем месте в обществе,
работяги", "крестьяне - забитые, затуркнутые, поставленные ни во
что", "жизнь крестьян всегда была трудной, крестьян всегда держа-
ли в черном теле, обирали и обирают, лишали самостоятельности".
Поэтому когда заходит разговор о детях и их будущем, многие рес-
понденты отвечают: "детям решать, как жить, но так, как мы - не
хотели бы".
Для многих крестьянство ассоциируется с нищетой, низким
уровнем культуры, низким уровнем социального благоустройства и
т.п. Крестьянин как бы всю жизнь на обочине общества: не пускают
его к лучшей жизни.
Называя себя крестьянами, респонденты отмечают, что если
крестьянство и сохранилось, то, конечно, оно не то, что было
раньше. Мало сохранилось истинных крестьян, кто дает земле, а не
берет от нее. А можно рассуждать и так: "Крестьянства пока что и
не было, потому что крестьянин - это хозяин".
Наиболее типичный ответ, что крестьяне - это труженики зем-
ли, "кто просто работает, без политики".
Крестьянами считают тех, кто работает на земле, ходит за
скотиной, не чурается "черного труда", "кто землю любит и жить
без нее не может", "кто без деревни жить не может" (респондент
при этом замечает, что не представляет своей жизни без фермы, без
скотины).
Крестьянин привык к труду, это его жизнь, а не только доход.
"Моя мать всю жизнь была дояркой, и я мечтала стать дояркой. Вот
сплю и вижу коров во сне, думаю о них, потом утром раненько бегу
к ним. Мне нравится" (доярка, 38 лет).
"Крестьянин - это особый склад, особый характер, это порода
особая. Этого по кусочкам не соберешь. Это монолит, который века-
ми создается. И здесь крестьяне тоже, есть, но из мало. Остатки
прежней роскоши".
Обобщенно, ценится главное: "Все что есть в людях хорошего -
любовь к детям, к земле, к Родине - все от крестьянского нашего
прошлого".
Ревность сельчан по отношению к горожанам сохраняется, при-
чем сейчас это чувство обострено. Отличие от горожан выражалось
прежде всего на эмоциональном уровне замечаниями типа: "в городе
хорошо дольше спать, а в деревне лучше, когда надо рано вста-
вать", " в деревне больше работают, меньше получают", "в городе
больше свободного времени, пришел с работы, завалился на кровать
и телевизор смотришь".
Это сравнение идет дальше, затрагивая этические нормы:
"крестьянин честнее горожанина": землю не обманешь", "крестьянин
выше по значению, чем горожанин", "крестьянин свой хлеб потом и
кровью зарабатывает". От горожан их отличает чувство ответствен-
ности за землю, трудолюбие, совестливость.
В конечном счете, это иной образ жизни, ценность которого
традиционна - близость к природе, семейное хозяйство и простые,
открытые отношения между людьми. Именно эти три кита составляют
основу крестьянского мироздания, несмотря на известную долю ус-
ловности, стертость и расплывчатость их в современной деревне.
В представлении крестьян стыдно жить в деревне и не держать
своего хозяйства: "Люди будут осуждать: живешь в деревне, ничего
не имеешь, тогда надо жить в городе" (механизатор, 35 лет"). "Это
даже интересно. Как же жить в деревне и не иметь своего поросен-
ка" (свинарка, 37 лет).
Кредо деревенской жизни, пожалуй, наиболее ярко выражено в
ответе 70-летней жительницы Мценского района: "Если бы были день-
ги, трудиться бы продолжала: деньги - навоз. Пока не умру, буду
работать на своей земле. на земле родилась, на земле и умру".
Подсобное хозяйство - добавка к заработку, кроме того, помогает
детям. Сейчас самой уже тяжело справляться, сын тоже редко приез-
жает, сильно занят на работе. Нанимает тракториста - вспахать под
картошку, посадить. Расплачиваться принято водкой, а она все вре-
мя дорожает, так что непонятно, выгодно ли все это делать. В от-
вет на предположение, что может быть, проще купить нужное коли-
чество картошки у соседей: "Как же это земля есть,а я картошки не
посажу. Это же позор. Люди скажут - лодырь".
Большинство ощущает необходимость и потребность в общении с
односельчанами: "выбирай не дом, а соседа", "волком нельзя жать
на деревне", "добрые люди в деревне, открытые души". Почти для
всех важно мнение односельчан. С неизбежным злом сельского социу-
ма - пересудами и сплетнями - стараются мириться.
В условиях очевидной размытости многих этических норм в де-
ревне сохраняется еще важнейшая компонента крестьянского образа
жизни - семья. Веяния цивилизации пока слабы, семейный человек в
деревне - норма, разводов практически нет. Как правило, юноши же-
нятся после армии, девушки выходят замуж, окончив школу. Для всех
респондентов семья - смысл жизни. Традиционная крестьянская сис-
тема ценностей не разделяет понятий "хороший хозяин" и "хороший
семьянин". "Крестьянин живет, чтобы прокормить семью". Фактически
они не столько взаимодополняемы, сколько взаимозаменяемы. Именно
эти понятия важны при оценке деревней человека. Однако статус че-
ловека принадлежностью к семье уже не определяется, так как де-
ревня разрослась и многие даже в лицо не знают друг друга. Это же
обстоятельство служит и фактором снижения морального уровня села.
В семьях присутствует традиционное ролевое распределение: дело
мужа - заработать деньги, а дома - работать на подворье, масте-
рить, выполнять тяжелую физическую работу; дело жены - вести дом,
сад, огород. При этом для людей очевидно, что в крестьянских
семьях нельзя и без взаимопомощи. Но что важно отметить - и это
отличает современную крымскую деревню от российской - деревенская
семья не является уже в полном смысле крестьянской, она приобрела
черты городской. Проявляется это прежде всего в ценностных сос-
тавляющих семьи. В российских селах сильнее выражены представле-
ния о семье как основе крестьянского хозяйства, другие нравствен-
ные нормы - взаимоуважение, надежность, доверие - являются необ-
ходимым дополнением. В крымских селах, говоря о семье, люди преж-
де всего говорят о взаимопонимании, хотя такая категория, как лю-
бовь (что характерно для городской семьи), упоминается редко.
Роднит деревенскую семью с городской и то, что детям стре-
мятся дать образование. И хотя многие родители хотели бы, чтобы
дети были рядом с ними, оставались жить и работать в деревне, это
субъективное желание опрокидывается объективными обстоятельства-
ми: молодежь не устраивают тяжелые условия труда, мизерная зарп-
лата. Только раньше молодежь привлекали городские соблазны, те-
перь - соблазны "дикого рынка".
Именно сейчас для крестьянства оказывается важным чувство
общности - семейной и местной. Оно и фермерство воспринимает бо-
лезненно не только потому, что в деревне трудно расстаться с
уравнительными стереотипами. Нежелание уйти в фермеры для боль-
шинства крестьян (помимо причин экономического порядка) психоло-
гически объяснимо. Принадлежность к сельскому сообществу, вклю-
ченность в него, возможность обладания информацией на привычном
локальном, но тем не менее значимом уровне (в отличие от горожа-
нина с его глобалистскими устремлениями) и обеспеченность некото-
рой защитой своей производственно-территориальной общности - не-
сомненная ценность для крестьян. Это их образ жизни.
Для крестьян в оценке современного периода как раз оказыва-
ется важным то, что разрушается с таким трудом созданная сравни-
тельно налаженная система отношений "государство-крестьянство".
Крестьянство поэтому не спешит порывать с колхозами: так, коллек-
тивом легче, чем в одиночку выходить на уровень этих отношений.
Срабатывает коллективная историческая память крестьян, для кото-
рых всегда было важно иметь посредствующее звено в своих отноше-
ниях с некрестьянским миром.
Такую функцию вплоть до коллективизации выполняла община.
Крестьянский опыт санкционировался коллективной памятью и был бо-
лее значим и актуальнее опыта индивидуального. Память индивида
естественно и органично вплеталась в память семьи, а через семью
- общности. Обратное же действие памяти было еще более сильным и
действенным.
Некогда же община выступала аккумулятором и транслятором ис-
торической памяти. Постепенно в ХХ веке традиционные формы транс-
ляции исторической памяти заменялись официальной идеологией, го-
сударственной системой воспитания и образования. Благодаря сохра-
нению деревенской формы поселения действие генератора памяти не
было разрушено, но ослаблено несомненно. Уход крестьянства в го-
род, сселение неперспективных деревень подрывало корни социальной
памяти.
Крестьянам важно сохранение своего крестьянства, которое, им
представляется, теряется с переходом к фермерству. Фермера счита-
ют крестьянином в том случае, если он сам трудится на земле, все
зарабатывает своими руками. Интересно, что кроме указанного кри-
терия для крестьян значим и другой: характер отношений с госу-
дарством. В представлении крестьян фермеры - не крестьяне, они
"рвачи, все себе, государству ничего не дают". "Фермер - собс-
твенность большая. Крестьянин заработал и сдал государству, а
фермер завтра помещик, все себе", "крестьянин любит свой труд, а
фермер - свой доход", так рассуждают орловские и нижегородские
крестьяне.
Для самих же фермеров, с одной стороны существенными оказы-
ваются их родовые", крестьянские черты. Показательны в этом смыс-
ле мотивы создания самостоятельных хозяйств. Фермер Владимир Ко-
вальчук (Орловская область), дед которого хозяйствовал на сибирс-
кой заимке, считает современное фермерство по сути старой, забы-
той формой. Для орловчанина же Ивана Семенова, долго работавшего
на заводе, решающим оказалось его крестьянское происхождение (к
тому же его предки - государственные крестьяне), уход в фермеры -
"зов крови, зов земли". И вместе с тем, фермеры считают, что об-
ладают уже иным социальным статусом. Фермер Матвеичев из Мценско-
го района Орловской области крестьянином называет того, кто живет
по старым народным обычаям, а фермер - явление нового времени.
Модернизация аграрного сектора, связанная с образованием
многоукладного хозяйства, обнаруживает разнообразные тенденции
изменения социально-психологического типа современного сельского
производителя. В одних случаях происходит усиление крестьянских
черт, в других - неизбежная их потеря. Формируются разнообразные
жизненные модели, пронизанные как крестьянским, так и иным восп-
риятием жизни. Безусловный интерес представляет та социо-культур-
ная среда, где воспроизводятся крестьянские черты. Для аграрной
модернизации это достаточно сложная проблема, поскольку традици-
онно крестьянское хозяйство имеет натурально-потребительскую нап-
равленность, в то время как современная ситуация предполагает
иную ориентацию хозяйствующего субъекта. Проблема в том, насколь-
ко крестьянство сможет адаптироваться к новым формам и структу-
рам, социальным отношениям, не теряя своей сущности, насколько
современные формы естественно вытекают из крестьянского миропони-
мания, основанного на нравственных традициях отечественной куль-
туры, не опускаясь при этом до архаизации общественных отношений.
Крестьяне в целом настроены пессимистично по отношению к
своему будущему, будущему деревни (села), сельского хозяйства.
"Будущее крестьян пока неясно, если так пойдет дело, от деревни
ничего не останется, заводить семью и детей сейчас многие не ре-
шаются (заметим, это весьма сильный аргумент для крестьянина,
ведь в его мировосприятии семья и дети - смысл жизни)"
Не оставляют надежд такие, например, совершенно далекие от
крестьянских рассуждения 34-летней разнорабочей (Крым): "Не до
природы сейчас; никаких традиций не сохранилось, праздников нет -
не до того. Не хотела бы для своих детей повторения своей судьбы.
Уехала бы в город, если бы была возможность. Семья сейчас для лю-
дей обуза, детей не прокормить".
Присутствуют настроения типа "Какое к черту будущее! Нам бы
сейчас выжить!" Оно характерно для определенного типа работника,
ярого, так сказать, "семидесятника". Чаще всего это мужчина 45-55
лет, со средним образованием, по профессии слесарь-ремонтник, шо-
фер, электрик, то есть занятый в сельскохозяйственном производс-
тве опосредованно, хотя и считает себя крестьянином. Как правило,
70-е годы оценивает с точки зрения своего материального положения
и покупательской способности (чаще рассуждения типа "я на свои 90
рублей сколько мог колбасы по 2.20 купить"); естественно, совре-
менной ситуацией не доволен (не получает зарплату - для него ос-
новной аргумент). Немногословен, без всякого желания беседует по
теме интервью, ответы односложны, стандартны, очень часто типа
"не знаю, не задумывался". В политике индифферентен, к современ-
ным социально-политическим процессам относится отрицательно, счи-
тает, что от них выигрывают только коммерсанты, спекулянты. Как
ни странно, положительно относится к созданию фермерских хозяйств
и, кажется, сам бы не прочь был создать фермерское хозяйство, ес-
ли бы... Если бы позволяло "благосостояние" , которого нет. Но в
действительности, человека, который не любит рисковать, предпочи-
тает небольшой, но стабильный заработок, который "если бы у него
было много денег, конечно, бросил бы работу" устроит любая ситуа-
ция, если "под аукцион отдать весь совхоз фермеру - новому хозяи-
ну", "если бы был хозяин, хоть иностранец". Наконец, интересны и
поучительны рассуждения подобного типа о семье: "лидер в семье
жена, так как получает больше денег", причина же распада семьи -
в недостатке денег.
Значит ли все отмеченное, что историческая память способна
порождать лишь ностальгию по временам, когда "народ не голодовал,
а цены были низкие", создавая мифологемы о "золотых" временах
застоя? Безусловно, опираться на подобные настроения по меньшей
мере неперспективно, хотя учитывать их необходимо.
Представляется, что в жизни деревни существуют явления, ко-
торые дают повод говорить об социальной памяти как духовном ре-
зерве реформ.
Если одни ждут от власти шагов навстречу ("крестьяне сейчас
на последнем месте, может, правительство повернется лицом", "раз-
ве будущее от нас зависит? Политика ведется против нас. Улучшить
положение можно только с помощью государства"), то других ижди-
венчество не устраивает: "Людям надо дать работать и жить, как
они сами считают правильным. На первых порах нужна финансовая по-
мощь, сейчас же идет фактически грабеж, государство не платит за
то, что берет", "надо больше доверять людям, они все сумеют сде-
лать. Продолжают управлять людьми командирским тоном, то, что ду-
мают люди, никого не интересует".
Казалось бы, довольно близко к вышеописанному восприятие
другого респондента: "От нас мало что зависит. Воровать и спеку-
лировать не пойду, а так - что сделаешь? Соревнование при ведении
хозяйства не главное: надо все с толком. Уж если рисковать, то
собой, а не своими близкими, семьей. Строить свою жизнь на риске
и надежде на высокий доход неправильно, нужно, чтобы на душе было
спокойно, была уверенность и стабильность". Однако, ответы в це-
лом не категоричны, много размышлений, представлений типа "улуч-
шения жизни можно ждать только тогда, когда люди на селе будут
действительно хозяевами, а не рабами".
И все же для крестьян характерны заявления типа"нам не до
политики, нам работать надо!". Главная претензия к современным
реформам - "людей пораспустили. Как это на работу не идти?"
На какие пласты исторической памяти следует опираться, мо-
дернизируя аграрный сектор? Вероятно, прежде всего на те, что
способствуют становлению сельских производителей в субъектов ре-
формы. Только многообразный сельский мир даст ответ.
Сама реформа, пополняя социальную память, стимулирует форми-
рование динамичного опыта. При этом прошлое не противопоставляет-
ся настоящему и будущему, а находит естественное продолжение в
них.
Примечания
1. См. подробнее: Блок М. Апология истории или ремесло исто-
рика.М.,1973; Илизаров Б.С. Роль документальных памятников в об-
щественном развитии.М.,1987; Иникова С.А. Исторические предания и
легенды духоборцев как источник по изучению конфессионального са-
мосознания и психологии \\ Актуальные проблемы археографии, ис-
точниковедения и историографии. Вологда, 1995; Колеватов В.А. Со-
циальная память и познание.М.,1984; 50:50.Опыт словаря нового
мышления.М.,1989; Ребане Я.К.Принцип социальной памяти.\\ Фило-
софские науки.1977, N 5; Рывкина Р.В.Между социализмом и рын-
ком.Судьба экономической культуры в России.М.,1994.
2. См. подробнее: Аграрные структуры стран Востока. Генезис,
эволюция, социальные преобразования. М., 1977.; Буганов А.В.
Русская история в памяти крестьян XIX века и национальное само-
сознание. М., 1992.; Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в
современном мире. М., 1992; Вылцан М.А. Когда струны зазвучат в
унисон?\\ Родина, 1994, N 10; Гордон А.В. Крестьянство Востока:
исторический субъект, культурная традиция, социальная общность.
М., 1989; Громыко М.М. Мир русской деревни. М., 1991; Кабытов
П.С., Козлов В.А., Литвак Б.Г. Русское крестьянство: этапы духов-
ного освобождения. М., 1988.; Крестьянство и индустриальная циви-
лизация. М., 1993; Миненко Н.А. Культура русских крестьян Зау-
ралья. XVIII - п.п. XIX вв. М., 1991; Никольский С.А. Аграрные
реформы и крестьянство.\\ Октябрь, 1993, N 8.; Петриков А.В.
Сельское общество и аграрная реформа. \\ Вопросы экономики, 1993,
N 10; Симуш П.И. Мир таинственный... М., 1993; Современные кон-
цепции аграрного развития (теоретический семинар)\\Отечественная
история, 1992 N 5; 1993, NN 2, 6; 1994, NN 2, 6; Споры о главном.
М., 1993.
3. См.подробнее: Вопросы философии.1988, N 5